Пережитая травма рушит образ мира, разрывает эмоциональные связи, вносит в жизнь хаос и чувство беззащитности перед силами судьбы. Весь этот болезненный опыт надо пережить, осознать, упаковать, чтобы можно было выстроить новый образ мира и жить дальше. Это большая душевная работа, порой занимающая годы. Чем больше «масштаб поражения», и тем дольше длится реабилитация.

Травмированный человек часто мечется между изоляцией и тревожным цеплянием за других. Регулирование близости и агрессии, нарушенное травмой, должно быть восстановлено. Это требует, чтобы другие проявляли некоторую терпимость к колеблющейся потребности выжившего то к близости, то к дистанции, а также уважение к его попыткам восстановить автономию и самоконтроль.

Сострадание к самому себе напрямую связано с принятием себя... но это больше, чем принятие. Мы сочувствуем собственным человеческим слабостям и признаем, что так же, как и все, уязвимы и ограничены. На основе сострадания к самому себе развивается сопереживание окружающим. Трудно любить ближнего, как самого себя, если себя не любишь.

Травмированные люди боятся не только «плохих» чувств, но и «хороших». Зачастую хороших даже больше, чем плохих, потому что те самые «хорошие» – они про приближение к тебе кого-то другого. А именно приближение когда-то и повергло в травму.

Когда с нами случается что-то страшное, рассказывать нашу историю — верный, хоть и непростой, способ вернуть себя. Перебирая и осмысляя события, мы составляем единую картину и делаем вывод из нашей боли.

Разделение травматического опыта с другими является необходимым условием для восстановления чувства осмысленности этого мира. В этом процессе выживший нуждается в поддержке не только со стороны самых близких, но также и более широкой общественности.

Травма развития может возникнуть, если младенец неоднократно переживает, например, такую ситуацию: «Мне не помогают регулировать мои аффекты, мое возбуждение, мое раздражение, поэтому мне приходится приглушать их самому. Меня до глубины души пугает хаотичное возбуждение, которое я не могу регулировать сам». Младенец усваивает опыт хаотичного восприятия и ощущений в теле в сочетании с ощущением неспособности самостоятельно их регулировать. Он учится подавлять возбуждение, но не интегрировать его.

Делясь болезненной историей, мы вовсе не ставим себя в позицию жертвы. Так мы освобождаемся от сопротивления, ярости, стыда, ненависти к себе. Мы отпускаем на свободу всё, что кормилось нашими тайнами, пока у нас не было сил разбираться со своей болью... Мы больше, чем любая наша боль. Называя её по имени, рассказывая свою историю, мы излечиваемся, восстанавливая целостность своей натуры, строим новое из обломков старого.

Травма бросает вызов не только экономике и структуре психического аппарата, адаптивным ресурсам, но и способам существования человека в мире, ценностям и смыслам бытия.